Паутина удачи - Страница 129

129

– Здравствуйте, – улыбнулся еще шире Семен. – Вы ведь Екатерина Алмазова?

– Бог мой! – Женщина всплеснула руками и рассмеялась. – Вас, молодой человек, не из прошлого ли века занесло метелью? Меня уже лет десять никто не называет этим именем. Впрочем, проходите. Вы меня развлекли, за это я напою вас кофе, если вы не из тех ужасных мародеров, которые воруют старые афиши. У меня желудевый кофе, сразу предупреждаю. И афиши хорошо спрятаны.

– Я совершенно по иному поводу, – бодро заверил Семен, стряхивая за порогом снег с шапки. – Видите ли, я ищу покровительницу для своей покровительницы. Зовут меня Семен Хромов, и я вам все расскажу подробно. Да, и еще: у меня к вашему кофе есть конфеты. Настоящие, их делал очень хороший франконский шоколатье.

– Однако, – поразилась пожилая певица, пробираясь по темному коридору к дальней двери. – Вы полны сюрпризов, сударь. Но, надеюсь, мне не угрожает участь героини ваших занятных, но весьма бурных криминальных расследований?

– Вы читаете «Курьер», – вздохнул Семен, минуя порог комнаты.

– Не весь и нечасто. Пять копеек за номер – тоже деньги. Но мне порой симпатичен ваш стиль. Садитесь, кофе уже готов, вы очень кстати пришли именно теперь.

Чашечки были крошечными и полупрозрачными, они явно чудом уцелели от прошлой жизни, где были букеты с алмазами, имя Алмазова и слава, сияющая, ослепительная. Семен достал коробочку с конфетами, которую носил с собой в каждый дом и до сих пор не находил нужным открыть. Эти были, по мнению Семена, лучшие из всех, созданных Шарлем, – с мягкой начинкой и орешком, в бархатной белой глазури, приготовленной на позднем сладком франгосском вине, именуемом «айсвайн». Всего шесть конфет. Он выбрал себе одну, прочие подвинул хозяйке и стал рассказывать о Елене Корнеевне. Как познакомился, как ел борщ. О том, какое она удивительное существо – тонкая душа и очень прочные шипы…

– Вы меня заинтриговали, – улыбнулась певица. – Значит, предлагаете стряхнуть нафталин с моего салопа и поехать на званый обед в автомобильную мастерскую с привидениями. Восхитительно. Салоп там. Идите и потрясите его усердно в коридоре. А я пока буду кушать конфеты. Они слишком хороши, чтобы ими делиться, я останусь тут одна и позволю себе быть невежливой и съесть все.

Получасом позже Екатерина Алмазова – или, как значилось в архиве, урожденная Марфа Трубкина – уже стояла на углу Квасного тупика и Малой Сыромятной, недовольно изучала попорченный молью рукав и ждала, пока Семен поймает извозчика. Усевшись в небольшие санки, плотно накрыла овчиной ноги.

– Конфеты… – В ее голосе появилась грусть. – Юноша, я вам расскажу об одном печальном опыте моей жизни. Его звали Роже, он был мал ростом и похож на таракана усами и наглостью. Но умел делать конфеты почти столь же восхитительные, как ваши. И говорил, что я божество. Тогда уже немногие меня причисляли к небожителям, я раскисла, изволите поверить, как шляпная картонка под дождем. Всерьез думала уехать и жить там, в его стране. Когда очнулась, пришлось оплатить его карточные долги, записанные на мое имя, и произвести печальный учет коробочек из-под драгоценностей, поскольку ценное их содержимое Роже учел без меня.

– Вы пошли в полицию, Екатерина Федоровна?

– Да, и некоторая часть ценностей осталась именно там, в виде улик, – вздохнула певица и не стала поправлять сценическое имя на «настоящее», вписанное в документы. – Не то чтобы я жалела о деньгах… но вещи были памятные. Хорошо, хоть он не украл афиши.

– Они ценнее?

– Конечно, – удивилась вопросу певица. – В них все мое прошлое. Мои партнеры, мои друзья, мои удачи и слезы. Глубже я прячу только партитуры, подаренные мне авторами… Боже мой, Сёмочка, эта мастерская с борщом изрядно далеко. Ну отчего хорошие люди живут так вот врозь? Мы проехали уже полгорода. Вы разоритесь, оплачивая извозчика.

– Разве вы не слышали, что газетчики богаты, оттого что продажны? – в тон отозвался Хромов. – В этом году я весьма состоятельный человек. Даже подумывал купить приличную шубу из овчины. Но делать это после Нового года не стану, моя привычка всюду и во всем экономить не позволит. Значит, я могу вас катать очень долго.

– Это дурная экономия, катать надо юных дев, – пожурила спутника Екатерина Федоровна. – Я надеюсь, вы водите кого-то в театр и покупаете цветы? Если нет, я прямо-таки не еду дальше.

– Уже задумал, – быстро отозвался Семен. – Собираюсь закупать билеты для семьи фон Гессов. У Елены Корнеевны милая дочь.

– Значит, не только борщ пленил вас, – успокоилась певица. – Мерзкие, мерзкие мужчины бывают те, кто тешит лишь свой желудок и не позволяет крови кипеть. Я, знаете ли, не в обиде на тех, с кем рассталась. Мне тяжело думать о других, которые дарили безымянно и скрывались во мраке тайны, по-детски воруя мои веера и перчатки. Эдакие, изволите знать, бесхребетные медузы… Сёмочка, вы меня слушаете? Я вам говорю важное, на правах бабушки. Совершенно очевидно, что у вас нет бабушки и вас некому образовать в отношении первостепенных вещей. А где ваша мама? Простите, но я ужасно любопытная. Это мой грех.

– Пять лет назад у меня были и мама, и даже тетушка. Потом случился брюшной тиф, может, вы слышали про эпидемию в Угорском уезде?

– Увы, да, – вздохнула Екатерина Федоровна.

– Меня отправили в столицу к дальним, очень дальним родственникам. Я был слаб, они пригласили врача, за что им спасибо, а сверх того приютили до весны. Потом я стал работать в «Курьере». На посылках, затем по новостям, наконец дорос до своего нынешнего положения обозревателя.

129