– Нет в ней ущерба, – пожала плечами я, рассматривая чашку. – Может, показать дедушке Марку?
– Покажи, – согласилась мама.
Бережно завернув чашку в чистое полотенце, он передала ее мне, и мы с отцом пошли в седьмой вагон, каждый со своим поручением. Полагаю, что мое – важнее. Подумаешь, тот пансион или другой. Я дочь Короля, не пропаду, и плакать мы с незнакомой Томой не станем, отучу. А вот жить возле столицы… ну ладно, себе могу сказать, но шепотом: побаиваюсь. Если Юнц раскусил меня в одно мгновение, не окажутся ли излишне глазастыми и иные маги? Опять же день за днем на одном месте, постоянно общаясь с одними и теми же людьми. А ну как рассмотрят они мою излишнюю везучесть?
– Пап, стоит ли нас переводить в столицу?
– Малыш, ты плохо понимаешь, что такое город, – отозвался отец. – Мама у нас мудрая, она права. В убогом и малолюдном захолустье ты заметна, как единственная сортовая роза в заброшенном саду. Большой город набит людьми, там друг к другу относятся без внимания. Порой соседей по имени не знают, в лицо не опознают. Ты просто не стреляй в пансионе из пистолета, не устраивай показательных драк и не играй в карты.
– Но папа, я никогда…
– Именно, – хохотнул Король. – Пока за картежным столом не замечена. Прочее же ты проделала блестяще. Даже для поезда слишком приметно, настолько, что я буду изо всех сил стараться ускорить твой отъезд к Тамаре.
Пришлось молча кивнуть. Он прав, как всегда.
Гостевое купе встретило нас полнейшим невниманием к самому факту нашего появления. Ректор полулежал на диване: ворох подушек за спиной, огромная медная грелка в ногах, сам укутан парой шерстяных пледов – розовый, сытый и помолодевший. Саня пристроился рядом, рассыпав по пледу свои сокровища из знаменитой банки. И вместе с новым дедушкой восторженно наблюдал за ожившим оловянным солдатиком. Тот по команде брал на караул, щелкал каблуками и поднимал к губам рожок. Стеклянные шарики, сверкая и испуская разноцветные лучи, крутились хороводом по пледу. На пуговице переливалась карта рельсовых путей. Свечной огарок имел на кончике фитиля негасимое синеватое холодное пламя…
– Так мы твердо обо всем договорились? – уточнил Марк, гладя брата по кудрявой голове.
– Слово, – веско кивнул Саня, выворачиваясь из-под руки. Он же не маленький!
– Я тебя заранее запишу в группу, – улыбнулся ректор. – Пропуск не потеряешь?
– А маме и говорить не надо? – возмутилась я.
Саня глянул на предательницу-сестру исподлобья. Ничего, пусть помучается. Кто меня заложил с потрохами сегодня на поляне? «Я маленький, ее спросите…»
– У меня же будет профессия в руках, – сразил нас Саня наповал. – Мама скажет, что папа не умеет просить за детей, а родную кровь надо пристраивать к достойному делу.
Отец согнулся пополам и кое-как нащупал диван, задыхаясь от хохота. Я застыла в нелепой позе. Ведь практически дословно, ну что тут скажешь в ответ?
– Паразит, – ласково похвалила я его. – Иди домой, порадуй маму. Только прежде уточни у своего нового дедушки, может ли он склеить чашку.
Я развернула полотенце и передала ректору дорогую для мамы вещь. Юнц пробежался пальцами по краю, ощупал ручку и погладил донышко:
– Ущерба не опасаешься?
– Вот еще! Никакой темной удачи в ней нет. Просто мы резко затормозили.
– Все верно, – согласился он, усердно потер трещину ногтем, словно старался ее сколупнуть. И точно – хрустнула, скрипнула и исчезла.
– Спасибо.
– Заодно заклял на неразбиваемость, – великодушно сообщил Марк Юнц.
И я окончательно уверовала в то, что он очень хороший человек. Разве плохой с его-то возможностями и званием станет вообще и тем более теперь, в крайнем утомлении, тратить силы на старую чашку, солдатиков и пуговицы? А еще рисковать своим положением, спасая ремпоезд от внезапного нашествия полиции, да еще не обычной, а самой опасной, с магами и дознавателями. Можно не сомневаться: сегодня ночью никто не будет спать. Михей уже теперь обходит вагоны и безжалостно собирает все «нелегальное», требует разыскать паспорта и разъясняет, кому и что следует говорить. Ищет убежище для недавно принятых людей со сложным прошлым и тех, кого могут отослать после проверки по разоренным неурожаем голодным селам. Михаил Семенович просматривает документы и уточняет отчеты, дед и мастер-ремонтник сверяют записи по обслуживанию паровоза – и так далее. Отец выйдет из этого купе и тоже присоединится к сосредоточенной и несуетливой спешке. Маг дал нам много времени – целые сутки, а то и больше. Настоящее чудо!
Саня быстро и ловко собрал пуговицы, огарок, солдатиков и прочие мелочи. Сунул коробку отцу, доверяя ему переноску этой ценности. Завернув чашку в полотенце, поблагодарил мага и искренне, коротко и по существу рассказал о судьбе и пользе чашки, нашей единственной материальной памяти о бабушке. Еще раз пообещал непременно прибыть в школу, попрощался – и ушел, обеими руками удерживая чашку.
– Ка… Король, – преодолел привычку к иному прозвищу ректор, глядя на отца. – Девочку надо немедленно удалить из поезда. Немедленно! Расследования не избежать, я лишь отсрочил его. Общаться с магами ей ни к чему, с их тайной полицией – тем более. Идеи есть?
– Пансион. Мы собрались отослать Рену в Синильский уезд, в компаньонки к дочери Михаила Семеновича.
– Не годится, там климат ужасный, засуха, только что началась эпидемия тифа… а сверх того совершенно нет нормальных заведений, – поморщился ректор. – Завтра вернется мой малыш Лешка. Пусть Береника к тому моменту соберет вещи и будет готова. Дам письмо, Лешка проводит, там заберет вторую девочку и вернет обеих куда следует. Место надежное, директрису я знаю с юности, она замечательный человек. Опять же столица рядом, если что – и сам пригляжу. Пока же девочки покатаются на красивом, богатом поезде месяц-другой, чтобы их никто не мог разыскать. С другой стороны, путешествие – вроде не бегство, а подарок от меня в знак благодарности.