Паутина удачи - Страница 16

К оглавлению

16

Береника вложила письмо в тетрадку, убрала ее на место и спрятала чернильницу. Еще раз осмотрелась, убеждаясь, что вещи лежат там, где им и следует. Вроде все хорошо и правильно, ничего она не переместила и никто не догадается о ее ночном деле. Осталось последнее. Открыть заслонку печурки и подарить огню исписанный ложью листок. Заодно можно добавить совочек угля.

Потирая озябшие колени и позевывая, Береника стащила телогрейку, положила на постель в ноги, приподняла край одеяла и ловко юркнула в тепло, к Сане под бок. Уже засыпая, девочка подумала, что с самого утра начнет учиться опознавать удачу не на ощупь, а с открытыми глазами, чтобы понимать последствия обвала, толкая первый камень. Потому что удержаться и не толкнуть однажды снова может не получиться.

Глава 2
Маг удачи

Хорошим людям везет редко. Деликатность мешает им крепко вцепиться удаче в хвост. Между тем пара помятых перьев еще никому не испортила жизни.

Леопольда Мильс, вдовствующая баронесса

Тягучий и длинный, резковатый, распугивающий звуки весны голос рожка сигнальщика прокатился вдоль путей. Повторился снова и снова. Значит, пора сворачивать работы: скоро время, выделенное под малый спешный ремонт, истечет. На подходе поезд. Весной движение, как и сама жизнь, оживляется.

Влажный ветерок пахнет теплом и клейкой лиственной зеленью. Он ласковый, он бережно расчесывает волнистые облака, укладывает их пряди волосинка к волосинке. Белые, легкие, не то что зимой. И плывут они над путями иначе, скользят легкими полутенями, играют в салки с солнышком. А оно, северное, впервые рискнувшее выбраться высоко на чистую и лишенную льда воду небесного озера, сияет и смеется. Греет крышу вагона. Благодать.

Я прикрыла глаза и вдохнула весну всей грудью. Хорошо… Звук рожка погас. Птицы выждали чуток и заголосили снова, наверстывая упущенное. Лес шевельнулся, дрогнул короткими листьями дивного молодого цвета, переливчатыми и глянцевыми, незнакомыми с пылью. Я ощущала лес кожей, а еще неведомым и живущим лишь в воображении способом. Слушала, как корни пьют влагу и питают зелень, как трава протискивается сквозь почву и прокалывает последние корки грязного льда в низинках, крошит его. Такая слабая, а одолевает, потому что упрямая и настойчивая. Это качество, достойное уважения. Мерзнет, жухнет, гнется – а воюет с самой зимой, величайшим страхом севера…

– Эй, папкина баловница, слезай! – крикнула мама Лена снизу, от путей. – Ишь манеру взяла на небо глядеть. Средь бела дня, когда и без лучины видать, что дел невпроворот. Пол грязный, штопка сама собой не делается, вязка тоже.

– Извини, мам. Спускаюсь.

И правда неловко: как это я ее одну оставила? Знаю ведь, что переживает. Вот-вот пойдет скорый, ей надо своих пересчитать и убедиться, что целы все и не на путях. Закроет нас с Саней и прочую детвору пятого вагона в этом самом вагоне, положит лестницу поперек широкой двери, чтоб не вывалились детишки, и начнет высматривать отца. За Короля она еще сильнее боится, я знаю. Потому что все говорят: проклятые Вдовой долго не живут, а шрам на папиной руке широк и темен…

Добежав до начала вагона, я быстро спустилась с крыши и юркнула в дом. Помогла маме поднять нашу лестницу-сходни, положить поперек, превращая в загородку. Вот мы и готовы к отправлению поезда. Саня тотчас просунул ноги между перекладинами лестницы и уселся на полу, глядя из вагона на лес и край насыпи. Мама встала рядом, еще раз глазами пересчитала нас, ребятню, – все семь душ пятого вагона здесь, целы. И гость вагона, Олег, тоже вот он.

– Да где же мой Колька? – предсказуемо расстроилась мама. – Три плети рельсов меняли и времени нам дали всего-то ничего, а ну как не успеваем! Ну что мы, единственный ремпоезд? Почему моему Кольке достается хуже всех? Вон восьмой ремсостав только и чинит глухие боковые ветки. Там если один поезд в неделю пройдет – уже много. А у нас строгое расписание, сетевой график маршрутный. Семенович-то еще утром сказал: подушку подмыло, отсыпка требуется. Трамбовка, подбивка…

Мама торопливо бормотала умные слова, много значащие для инженера, но для нее – лишь описывающие тяжелый и долгий труд отца и его людей. Бригада относительно небольшая, а дело спешное. Вдалеке, от начала ремонтного участка, усиливая подозрения, гудел по рельсам звук торопливо забиваемых костылей.

Из-за спины, от дальнего поворота, зычно взревел, обозначая себя, скорый поезд. Молотки застучали еще быстрее – и стихли. Саня поболтал ногами, прислушиваясь, кивнул и авторитетно заявил:

– «Зеленая стрела» идет. Лучший паровоз северной магистрали. Пятиосный, рекордный скоростник среди пассажирских, к тому же отменно тяговит. Дед Корней мне объяснил, что лучше этого только столичные, из дворцового депо. Или уж рекордисты Самого́, но те и вовсе чудо…

Паровоз фыркнул совсем рядом, сбрасывая излишек давления пара и замедляя ход. Его машинист, само собой, знал про ремонтный участок. У нас ведь как? Порядок на путях налажен, все надежно. На любой станции записку передают, новости доводят до сведения машиниста. Для того имеется самое простое средство, надежное и не требующее остановки. Кольцо из ивового прута согнут, на нем бумагу закрепят – и держат как следует. Помощник машиниста спускается пониже, вывешивается вбок и ловит кольцо на руку. Очень умная система. Так что про наш ремонт знают.

Скоро тяжелый локомотив поравнялся с ремонтным поездом, и рельсы стали пружинить так, что вагон задрожал, покачиваясь. Мать снова выглянула наружу, беспокойно теребя свободной рукой ворот кофты. Я, поддавшись ее настроению, прикрыла глаза и стала изучать удачу. За зиму я этому неплохо научилась, даже отец похвалил, когда все объяснила.

16