Оклемавшаяся Алеся уже висела у меня на плечах и старалась смять, стащить вниз, на пол. Снова я заметила светлый кусочек пола и шагнула туда. Развернулась, ударила эту дуреху в спину. Видимо, сильно. Стало тихо. Тоня всхлипывала, больше не пытаясь меня лупить.
– Еще раз шило увижу – точно убью, – пообещала я, все еще не осознавая до конца, что говорю и что делаю. – Да, я приблудная и не тут выросла. Но я Королевна, сами сказали. И вам придется с этим смириться.
Дверь вагона резко открылась, на пороге стоял Васька, сын Михея, – старший хулиган из Саниной команды. Ему уже девять. Просто стоял и смотрел, улыбаясь очень нехорошо и всем своим видом давая понять, что видел и слышал он достаточно. Жаловаться старшим, в чем-то обвиняя меня, бесполезно. Хотя и без того только окончательная дура стала бы вмешивать в дело Лену или Короля!
Мелькание света и тени перед глазами утихло. Мир снова выглядел обычным, вполне нормальным. Дышалось тяжело, на вдохе донимала тупая боль. Похоже, одна из моих обидчиц все же достала кулаком. Почему-то ныло ухо. Я заинтересованно ощупала его, едва покинув чужой вагон и ступив в свой. Кровь…
– Занозы, – коротко пояснил Васька. – Ты щекой по доске проехала неудачно, умыться надо.
Я молча кивнула. Сил не осталось. Запоздалый страх донимал дрожью и душил слезами. В коридор выглянул Саня, проволок по полу отцову запасную куртку, сунул в руки и, обняв меня за пояс, повел домой. Сам он при этом сиял так, будто лично одолел всех врагов и заслужил великую награду…
– Ты целиком в маму, – сообщил брат, усадив на кровать, усердно и неумело кутая мои ноги в одеяло и поправляя куртку на плечах.
Прозвучало, смешно сказать, очень здорово. Страх куда-то уполз и там затаился, теперь меня колотило от хохота. Я похожа на маму Лену! Я, такая тихоня, вечно считающая облака, – на неродную по крови маму, первую красавицу в поезде и вообще, наверное, в целом свете. И почему похожа? Потому что у меня здоровенная царапина на щеке, а у этих дурех синяки будут и того цветастее.
Саня мое веселье воспринял спокойно, напоил теплым шиповником, вынудил лечь на высокую горку из всех наших подушек и даже уложил на лоб здоровенное мокрое полотенце. Точно так делали, когда в зиму болел Васек, – брат приметил это и отнес к числу полезных и целебных действий.
Мне и правда помогло. Щека потихоньку перестала болеть, прохладная ткань ей понравилась. Мысли в холодке тоже пришли в относительный порядок. Я прикрыла глаза и попыталась осознать, как это вышло, что я видела удачу ясно и совершенно отчетливо! Вывернулась из-под удара шила. А могла теперь лежать там, в темном тамбуре, истекая кровью… Если бы они вообще оставили меня в поезде! От последней догадки холодок ужаса пополз за шиворот каплей влаги. Намекали ведь, что я пришлая и не здесь родилась. Неужели готовы были извести совсем?
– За что они так? – вслух удивилась я.
– Так ясно: за Петьку, – рассудительно сообщил Вася, наполнив чайник водой и заново ставя его на огонь. – Тоня с ним женихается, прямо подкарауливает. А Петр сказал, что любая другая была бы ему интереснее. Вот хоть малявка Ренка.
– Кому сказал? – уточнила я, чувствуя себя окончательно глупой.
– А кто его знает, – раздумчиво почесал затылок Вася. – Все так говорят.
Я закрыла глаза и ни о чем не стала спрашивать. Дожили… Девятилетний Вася и мой брат неполных восьми понимают в жизни поезда куда больше, чем я. Значит, Алеся в чем-то была права: я тут чужая. Обитаю в вагоне, работаю как все, одеваюсь как все, смотрю на те же деревья и облака… Впрочем, кто на них еще глядит? Люди редко поднимают голову от привычного: шпал, рельсов, молотков, тарелки с обедом… Петя вот, оказывается, что-то углядел во мне. Видимо, то, что мне, дурехе, скоро четырнадцать. А мама вышла за папу в шестнадцать с небольшим. Моя мама Лена в тот год была старше меня нынешней всего на пару лет…
Додумавшись до такого, я села в постели и ошалело огляделась по сторонам. Хихикнула глупо и жалобно. Так мама-то встретила кого? Короля! Подобный один на всей земле. Их судьба свела, которая выше любой удачи, это папа правильно сказал.
Мне в голову прежде не приходило, что где-то за горизонтом, на одной из шпал бесконечного рельсового пути, сидит и моя судьба. Неопознанная. Между прочим, рассмотреть ее непросто. Я ведь знаю, что, когда отец попал в поезд, он был худ, болен и изможден. Мама так и рассказывала: «Черный, изломанный и страшный, как чертеняка после встречи с кодлой подвыпивших ангелов». Вера в Бога у мамы странная. Точнее, никакая. Она полагает, что достаточно быть хорошим человеком, а уж есть рай или нет – это забота высших сил, коли они имеются. Если нет – ей и без их сомнительной и малозаметной опеки на свете не холодно и не скучно.
Зажмурившись поплотнее, я попробовала представить свою судьбу с конопатым, широким лицом Петра. Замотала головой. Спросили бы нормально, я бы сама им этого жениха уступила. Он привязывает к поезду с его худшими обычаями навсегда, лишая настоящей судьбы вернее, чем черный шрам на руке Короля.
Не знаю, сколько бы я еще лежала и думала ни о чем, но паровоз свистнул и сбавил ход, минуя станцию. Я вспомнила данное дяде Мише обещание вернуться ближе к вечеру, выслушать про деда и заодно решить некое дельце. Пришлось вставать и приводить себя в порядок. Саня выслушал, важно кивнул и непререкаемым тоном законного сына Короля заявил, что он меня проводит. «Дожили!» – второй раз за день пожаловалась я самой себе. Защитник сестры готов к бою…
Истратив несколько минут на попытки его переубедить, я сдалась. А то поспорю еще чуток – и сопровождать меня станут всей малолетней бандой, тайно. То есть ползком по крышам вагонов, с перочинными ножами и даже, возможно, деревянными мечами. Мама сказала, что я отвечаю за пацанов и никаких опасных шалостей быть не должно, а что может быть хуже ползанья по крышам на полном ходу поезда?