– Хорошо, – сдалась я, и Саня гордо подбоченился. – Ты идешь со мной. Твоя дикая вольница, вся до последнего негодника, немедленно начинает мыть полы и гонять пыль со столов.
– Годится, – согласился победитель.
– Меч оставишь дома, вымоешь уши, наденешь новую рубашку, перочинный ножик сдашь на хранение Олегу.
– Ты зверски строгая, – уважительно посмотрел на меня Саня и пошел мыть уши.
Я тоже переоделась поприличнее, завязала ленточку на волосах низко, чтобы пряди легли свободнее, прикрыли уши и ссадину на щеке – хотя бы частично. Мы пошли в седьмой вагон такие умильно-аккуратные, что Вася с Олегом долго и бессовестно ржали вслед на два голоса, советуя совершить что-то окончательно позорное. Например, привязать Саньке бантик на его роскошные кудри темной бронзы, чтоб «совсем девчонкой стал».
– Вернусь – я им покажу девчонку, – заверил брат, сжимая кулак и грозя им через плечо, не оборачиваясь. – Рена, а дядя Миша ничего из математики у нас спрашивать не будет?
«Свои страхи есть у каждого», – подумала я, перебираясь по узкому, разорванному надвое мостику над вагонной сцепкой. Подала руку брату, он презрительно фыркнул, но помощь принял. «Букаш» снова набрал ход, так что кидало изрядно. Эту часть путей мы должны были ремонтировать до середины лета. И, как я понимаю, состояние действительно плохое, ровность никудышная. Здесь немало болотистых участков, насыпь подмывает чуть не каждый год. Но, вопреки столь очевидным делам, нас спешно гонят куда-то вдаль, на запад. Может, там авария? За все время моей жизни в ремонтном составе ничего похожего ни разу не происходило, но дед Корней аварий помнил немало и порой рассказывал о них Сане. Про сошедшие с рельсов вагоны, про пожары, размытые пути и даже жуткие столкновения…
Мы без приключений, никого не встретив, добрались до седьмого вагона. Вообще, его полный номер 12407РС, нумерация единая для всего парка страны, но мы используем в разговоре лишь последние две цифры, этого достаточно. Сейчас «семерка» прицеплена третьей от тендера. Перед ней «двушка» – место и номер совпадают. А перед «двушкой» – двенадцатый, там комнатки отдыха деда Корнея и его помощника, койки для сменных кочегаров и жилище мастера-ремонтника.
Дядя Миша ждал нас в том же купе-кабинете, где я застала его утром. На большом столе лежала карта, немедленно поглотившая все внимание Сани. Она затмила собой даже знаменитую банку с чаем! И сам чай, приготовленный для нас в шикарных стеклянных стаканах, угнездившихся в начищенных серебряных подстаканниках. Брат чуть не смахнул всю красоту, гладя карту пальцами. Он проследил магистральный северный путь до самого моря – холодного и потому, наверное, не синего, а серого, постучал пальцем по точке с меткой-флажком, вопросительно глянул на начпоезда и смутился, виновато дернув плечом:
– Здравствуйте, дядя Миша. Простите, я засмотрелся.
– Садись, гляди, мне не жалко, – улыбнулся Михаил Семенович. – Ты все верно рассмотрел. Это наше нынешнее место. Отправить нас утром хотели во-он туда, аж на край этой карты. Десять дней пути, мы ведь должны всем скоростным поездам уступать дорогу.
– Зато именно мы ее делаем, эту дорогу, – утешил начпоезда мой брат. – А как там дед?
– Пока неплохо, – задумчиво кивнул Михаил Семенович. – Рена, как только домой вернешься, отправь ко мне папу. Видишь, какое дело: на станции нам передали новый приказ. Не просто идем до ближней дуги и по ней к западу, а срочно, полным ходом. Самым полным! Нам не позднее утра выделят второй паровоз, чтобы состав подталкивать. Король, как я понимаю, все Корнеевы премудрости усвоил. Пусть подменит старика в ночь. Отдыха машинисту не видать: не будет у нас длительных остановок теперь очень и очень долго, только для набора воды.
Начпоезда стал неспешно сворачивать карту, бережно сгибая по складкам бесполезную для нас часть – север, море, затем пролегающий за путями восток со всеми его болотами. Саня помогал. Теперь он уже освоился и рассмотрел стакан в подстаканнике. Прозрачный! Блестящая маленькая ложечка звенела по его краю, а под донышком подстаканника имелись гнездо в столе и специальный захват, чтобы тряские пути не сдвинули сокровище к краю, помогая темной удаче толкнуть на пол и разбить…
– И крышечка мировецкая, – вздохнул брат, это он уже про банку с чаем. И ее рассмотрел!
– Да, достойная вещь. – Глаза начпоезда явно смеялись, но лицо оставалось серьезным. – Одна беда, друг. Пустая банка-то… Выпил я весь чай.
– А вы шиповник в нее положите, – посоветовал брат.
– А я тебе ее подарю. – Начпоезда щедрым жестом выставил убранную было банку на стол. – Ты и решай, что в ней хранить. Пойди в соседнее купе и обсуди эту важную тему с моим помощником. Кажется, у него есть шиповник. Стакан твой тебя дождется, я потом в него нового чая налью, горячего. Ладно?
Саня не сразу поверил, что в этот день его личная детская удача может быть так светла и густа. Две банки! И одна другой краше… Торопливо кивнув и невнятно бормоча длинную благодарность, он сполз с высокого сиденья и пошел себе, держа банку высоко, обеими руками. Мне пришлось открыть перед ним дверь, чтобы не расшиб лоб. И закрыть – тоже.
Устроившись у стола, я попробовала наконец чай. Замечательный, крепкий и сладкий, с медом. Начпоезда тоже отхлебнул из своего стакана. Вздохнул и начал излагать дело:
– Береника, ты, наверное, знаешь, что у меня есть дочка, почти что твоя ровесница?
– Слышала. Ее зовут Тамара, ей пятнадцать с половиной, учится где-то далеко отсюда.
– Именно так, уже три года учится, а до того жила в доме моей сестры. Я поговорил с твоим папой. Мы вместе решили, что тебе было бы хорошо в той школе и что Томочке нужна подруга. Видишь ли, она тихая, болеет часто. Мы с женой боимся, как бы ее не обидел там кто.