Паутина удачи - Страница 164

164

– А ее человек?

– Стоял в карауле, успел прибежать и сделал то, что тебе известно не понаслышке. Александра была еще жива, она упала на труп мага. Когда сверху озвучили начальную фразу последнего заклинания подчинения: «Твоя удача умерла…» – он дал ей новое имя и всей душой верил, что Дивана выберется и уцелеет. Ему это, увы, стоило жизни…

– Ужасно.

– Свет удачи заполнил колодец двора как вода. Холодный белый свет. А тень удачи выбралась, вынырнула и встала на стене. Маги сразу и не поняли, что их план нарушен. Продолжая начатое, сказали: «Свет ее рассеялся, а тьма обрела господина». Тут они и увидели впервые госпожу Дивану в ее нынешнем обличье. Непокорную им, полубезумную тень удачи. Говорят, дворец трясло так, что по древним, десятиметровой толщины, внешним стенам прошли сквозные трещины. Над городом померкло солнце, и день назвали «черным».

– Она не убивала мужа! – Почему-то это меня сильно обрадовало.

– Она в то время себя-то плохо помнила. Ее пожирал гнев, неутолимый и страшный. А еще отчаяние. И боль. Свет удачи замерз сплошным полем льда, холод терзал выживший осколок ее сущности. Память о прошлом потускнела, частично исказилась или вовсе пропала. Однако, надо отдать должное Диване, она в одни сутки восстановила рассудок. Холодный и весьма прагматичный, избавленный от прежней ее нерешительности, бесконечного самокопания, излишней доверчивости. Годящийся для правительницы, пожалуй. Если бы еще не донимал обретенный в тот день неизгладимый страх переворотов, не смущали подозрения к новым людям. Если бы выжившие последователи темных магов не продолжали без устали дело предшественников…

Фредди махнул рукой, насупился и замолчал. Я сидела, плотнее кутаясь в одеяло, и вспоминала свой ужас от краткого соприкосновения с холодом гибельной удачи Нади и прежде – проклятия отца. Вот ужас-то, в таком холоде существовать год за годом. Никому не верить, бояться людей и ждать бед. Призрак обернулся к окошку, улыбнулся. Рассвет уже румянил облака. Полупрозрачная рука погасила свечу.

– Так все же она человек?

– Береника, – возмутился Фредди-старший, дергая невесть откуда взявшуюся треуголку ниже на лоб, – как ты смеешь спрашивать подобное у меня? Это же оскорбление! Вот я, например, человек. Надеюсь, тебя не угораздит сомневаться в предке твоего папы?

– Никогда.

Он усмехнулся, подмигнул мне, растерянной от напора странной аргументации. Щелчком уничтожил треуголку. Он очень вежливый и при дамах не позволяет себе ношение головных уборов…

– Вот тебе и вся история. Почти. Продолжение план моего папы Карла Фридриха получил, когда я смог попасть во дворец, приглашенный туда твоим папой Карлом Альбертом двенадцать лет назад.

– Ох… Я и не знала его второго имени.

– Теперь знаешь. Я получил текст дневника, украденного из нашего дома. Да еще и общение наладил с тенью удачи. Я даже, знаешь ли, за Диваной ухаживаю, мы красиво смотримся вдвоем. Да и выбора у нас, сама понимаешь… – Фредди развел руками. – Привидения не могут позволить себе быть привередами, нас слишком мало.

– Так она привидение?

– Я этого не говорил, – лукаво покачал головой Фредди. – Спроси у бабушки Лео, вот уж кто знает почти все. А мне пора. Утро, призраку самое время растворяться вместе с ночным туманом и темными страхами.

– Ты же не веришь в эту чушь! – возмутилась я.

– Зато как эффектно реализую, – гулко расхохотался он, исправно растворяясь, оставив лишь дуновение ветерка с запахом талого льда.

Пока наш дом просыпался, я сидела и думала. Потом зевала весь день, раздражая маму Лену. Мы ведь готовились полноценно отметить победу Рони и третье место в «серебряном» заезде, доставшееся Хромову. До самой ночи готовились, без передышек, под надзором мамы. Потом праздновали еще полный день. А когда проснулись, утомленные таким шумным и сытным отдыхом, весна уже свистела по всему нашему парку заинтересованными синичьими и воробьиными голосами. Небо было голубое, глянцевое, в мелких крапинках облачков – ну точно яичная скорлупка. Саня такие находил в лесу, в старых гнездах на опушке близ ремпоезда. Хорошее было время, простое и светлое. Вот рельсы, вот весь наш мир-поезд на них. Тут работа, и отдых здесь же. И мама выходит, щурится весело, кричит:

– Саня, домой!..

С того дня весна нам и улыбается, помогая споро разбирать ворох дел, накопившихся после гонки и прочих событий. Сегодня, неделю спустя после праздника, весна проснулась в хорошем настроении… Сентиментальность, что уже понятно, пробрала меня с самого утра. Думать о бабушкиных записях не хотелось совершенно. Да и нет в том смысла, я уже согласилась с ее планом, Корш в курсе, и все остальные, кому следует, тоже. Так что могу думать о чем пожелаю. Вот хоть о Мустафе. Смела ли я, тощая Ренка, вся краса которой – платье от Ушковой и даренные Юркой перчатки, мечтать о таком ухажере? Глаза бешеные, сам красив настолько, что и не описать. Умен, начитан, на пианино играет, сносно поет. Кинжалом тоже работает сносно, даже папа признал, пару раз они с Мустафой разминались в парке. Сестра у него золото – сама тетя Женя. И на меня он смотрит как на божество…

Еще бы! Я эту их треклятую нефть могу искать с закрытыми глазами. Точнее, я способна совершенно точно определить перспективность указанного района поисков. Мы с папой посоветовались, Корша позвали. Приняли меры, чтобы я не оказалась украдена красавцем-южанином. Кровь у него горячая. И так в ней смешно мешаются искреннее хорошее ко мне отношение со столь же неподдельным желанием обрести выгодную и вполне приемлемую по внешности и престижу жену… Нет уж, да здравствует либертэ. Хотя красивый он, паразит, как распоследний джинн!

164